Ночной цирк [Litres] - Эрин Моргенштерн

– Так нечестно! – кричит он ей вслед, когда она исчезает за склоненными ветвями плакучей ивы. Он пускается вдогонку, огибая деревья и кусты, пробираясь сквозь заросли плетистых роз и дикого винограда, среди которых то и дело мелькают ее рыжие волосы.

Старая книга

Лондон, март 1900 г.

Чандреш Кристоф Лефевр сидит у себя в кабинете за громоздким столом красного дерева, на котором стоит бутылка с остатками бренди. Еще несколько часов назад был и бокал, но Чандреш забыл, где его оставил. От бессонницы и скуки у него появилась привычка бродить ночами из комнаты в комнату. Сюртук он тоже потерял где-то по дороге. Утром его отыщет горничная и из деликатности не скажет ни слова по этому поводу.

Сидя в кабинете, он пытается работать, время от времени прихлебывая бренди прямо из бутылки. Главным образом, его попытки выражаются в том, что он корябает что-то неровным почерком на разных клочках бумаги. По-настоящему ему не работалось уже многие годы. Ни одной новой задумки, ни одного проекта. Привычный цикл возникновения идеи, ее воплощения и перехода к новому замыслу прервался, и он не знает, в чем причина.

Он силится понять, но не может. Ни сегодня, ни в любую другую ночь, сколько бы он ни выпил. Все идет неправильно. Проект начинается, развивается, налаживается и запускается в мир – и в большинстве случаев должен стать самостоятельным. И тогда он, Чандреш, оказывается не нужен. Это не всегда приятно, но так уж заведено, и Чандрешу этот закон хорошо известен. Ты гордишься, ты получаешь прибыль, и хотя тебе немного грустно, ты двигаешься дальше.

Цирк идет на полных парусах, оставив его далеко позади, а Чандреш все никак не может оттолкнуться от берега. Времени, чтобы оплакать завершение одного творческого этапа и загореться другим, было более чем достаточно, но не хватает искры, чтобы раздуть новое пламя. Никаких новых стремлений, ничего масштабнее или лучше того, что уже сделано, – и так без малого четырнадцать лет.

Порой ему приходит в голову, что он достиг своего потолка. Однако эта мысль его угнетает, он топит ее в бренди и бежит от нее.

Он тяготится цирком.

Больше всего он тяготится им как раз в такие минуты: когда ночь тиха, а бренди уже едва прикрывает донышко бутылки. По меркам цирка, час еще не слишком поздний, но тишина уже успела стать невыносимой.

Чернила закончились, как и бренди в бутылке, и теперь он просто сидит, бездумно водя рукой по волосам и глядя в никуда. За позолоченной решеткой камина догорают угли; по высоким стеллажам, уставленным разными сувенирами и диковинками, крадутся тени.

Его блуждающий взгляд переходит от открытой двери кабинета на другую, по ту сторону коридора. Дверь в кабинет Марко, незаметно приткнувшуюся между двух персидских колонн. Марко занимает в доме несколько комнат, чтобы быть под рукой у Чандреша на случай необходимости, но сегодня вечером он куда-то ушел.

Одурманенный алкоголем, Чандреш гадает, не здесь ли Марко хранит всю документацию цирка. Что может в ней содержаться? Он проглядывал эти бумаги лишь мельком, ни разу на протяжении долгих лет не удосужившись вникнуть в подробности. Но теперь в нем поднимается волна любопытства.

Зажав пустую бутылку в руке, он поднимается и, пошатываясь, выходит в коридор. Наверное, заперто, думает он, подходя к полированной двери темного дерева. Однако, стоит ему коснуться серебряной ручки, как она поворачивается и дверь распахивается.

Чандреш в нерешительности застывает на пороге. Тесный кабинет погружен во тьму, если не считать небольшого пятна света из коридора и тусклого отсвета уличных фонарей, проникающего сквозь единственное окно.

Чандреш колеблется. Останься в бутылке хоть глоток бренди, он, скорее всего, закрыл бы дверь и ушел прочь. Но бутылка пуста, а это как-никак его собственный дом. Он нащупывает выключатель торшера возле двери, и через мгновение комнату заливает вспыхнувший свет.

В кабинете слишком много мебели. Шкафы и стеллажи выстроились вдоль стен, коробки с папками составлены аккуратными рядами. Письменный стол в центре, занимающий добрую половину кабинета, является уменьшенной копией его собственного, с той лишь разницей, что чернильницы, стаканчики с ручками и карандашами, стопки блокнотов расположены на нем в идеальном порядке и не теряются в нагромождении статуэток, драгоценных камней и антикварного оружия.

Чандреш ставит бутылку из-под бренди на стол и начинает рыться в папках, выдвигать ящики и перебирать документы, сам толком не понимая, что именно хочет найти. Не похоже, чтобы в кабинете Марко было специально отведенное для цирка место; в одних и тех же ящиках цирковая документация хранится вместе с театральной, перемежаясь с бухгалтерскими книгами и пачками приходных ордеров.

Эта бессистемность в хранении документов удивляет Чандреша. Ни одна папка не подписана. В кабинете вроде бы царит порядок, однако на чем он зиждется, остается только гадать.

В бюро ему удается обнаружить целую кипу эскизов и чертежей. На большинстве проставлены инициалы и печать мистера Барриса, но часто встречаются схемы, выполненные другими людьми, почерк которых Чандрешу незнаком. В ряде случаев он даже не может понять, на каком языке написаны комментарии, хотя сбоку каждого листа присутствует аккуратная надпись: Le Cirque des Rêves.

Он подносит их ближе к свету, раскладывает на полу, хотя для этого почти нет места, внимательно рассматривает один лист за другим и затем кидает в общую кучу, чтобы взять следующий.

Даже чертежи, явно вышедшие из-под пера мистера Барриса, пестрят приписками поверх нанесенных им линий.

Бросив бумаги на полу, Чандреш возвращается к столу, на котором возле оставленной им бутылки виднеется аккуратная стопка блокнотов. Судя по всему, это бухгалтерские отчеты, испещренные рядами цифр и формул с пояснениями, итоговыми суммами и датами. Чандреш отодвигает их в сторону.

Он решает заняться содержимым стола; начинает выдвигать тяжелые деревянные ящики. Некоторые из них пустуют. В одном обнаруживается запас чистых блокнотов и пузырьков с чернилами. Другой доверху набит старыми ежедневниками, страницы которых исписаны каллиграфическим почерком Марко.

Последний ящик заперт на ключ.

Чандреш уже поворачивается было к стоящей неподалеку коробке с документами, но запертый ящик влечет его, словно магнит.

Ключа на столе не видно. На других ящиках замков нет.

Он не помнит, запирался ли этот ящик изначально, когда в кабинете стояли только стол и шкаф, отчего помещение казалось гораздо просторнее.